Сергей Асланян: Сегодня в истории программы «Экипаж» самый великий день. Потому что у меня в гостях Вершинский Александр Николаевич. Это человек, личное знакомство с которым в биографии оставляет отметину, равную, наверное, Герою соцтруда. Человек, который в жизни лично знаком с Вершинским, может себе позволять только достойные поступки и вообще живет с крыльями и по-другому. Это тот человек, который при советской власти позволил себе совершенно антисоветское поведение. Он будучи ученым, а не дочкой Брежнева или сыном Косыгина, ездил на иномарках. На иномарках в советской действительности не ездил никто. До этого «знака доблести» нужно было дослужиться, долизаться, преуспеть, а так чтобы какой-нибудь Александр Николаевич Вершинский позволил себе иномарку, ну знаете ли. За это на Александра Николаевича было многотомное дело в МВД, и причина, по которой Александра Николаевиче не посадили, неизвестна ему до сих пор.

Вершинский Александр Николаевич

Родился в Москве в 1947г.

Окончил Московский энергетический институт.

Колебался вместе с линией партии.

Работа: Институт Океанологии АН СССР, научный сотрудник, аспирант в попытке применения методов кибернетики ("продажной девка империализма") к проблеме стаеобразования рыб.

Завод "Янтарь", инженер. Дипломы, медаль ВДНХ, рацпредложения без числа.

Институт прикладной геофизики. Разработка приборов для изучения распределения фреонов в атмосфере (фреон "съедает" озоновый слой).

Первые советско-американские исследования, экспедиции по миру.

И тут Перестройка! Спас "рояль в кустах" - ремесло, т. к. практически со школы все время что-то мастерил: водные лыжи, катера, серфинги, дельтапланы, радиотехническое оборудование..

И, наконец, с 1970г занялся восстановлением, ремонтом иномарок - транспорта элиты тех времен. В результате стал техническим директором 1991г первого в России клуба 4х4 на 10лет.

Ныне создаю бесполезные вещи, скульптуры - неоднократный лауреат выставок.

И снова полюбил мотоциклы: пересек Америку по дороге 66, колесил по Европе, ездил на Валаам, путешествовал по Кавказу, Крыму. Чего и Вам желаю!

 

Александр Вершинский: Повезло.

Сергей Асланян: Александр Николаевич закончил Энергетический институт, не имел блатных родителей и никаких стартовых условий, которые позволят нашему советскому человеку оказаться за рулем машины, например, Datsun. Datsun по тем временам были еще более приличными, чем сейчас. Или Porsche. И это все в биографии одного человека. А Chevrolet в 1970 году в СССР, в Москве, на улице, длиной с «Икарус». Так не бывает. При том, что это всего-навсего следствие интереса и навыка работать руками (не подумайте, что карманником в метро), все-навсего умел чинить. Александр Николаевич, как так получилось?Как вам советская власть все простила? И как все произошло?

Александр Вершинский: Меня вынудили к этому. Я же по классовому происхождению говно нации, интеллигент, понимаете. И машину купить как таковую мы не могли. Очереди на машину среди нас не существовало. На заводах были, а в институтах нет. Единственное, что я мог, это путем больших усилий получить очередь на списанную машину – такси, инвалидные машины. Вот все, что было в моих силах.

С. Асланян: Это в Институте океанологии академии наук?

А. Вершинский: Да. В любом институте.

С. Асланян: Ну да, академик, как человек заведомо вшивый, с чего бы ему на новой машине ездить.

А. Вершинский: Поэтому, простояв в очереди несколько лет, ты получал открытку на списанную «Волгу». И была площадка Южный порт, Болото. Но это утиль, вы представляете машины, которые в такси прослужили 7-10 лет, это в лучшем случае документы. Там не было кузова, салонов и т. д. Но все мечтали, и это был способ приобретения автомобиля. И вам давалась эта открытка на несколько дней. А иногда рядом на Болоте стояли вот эти самые неприятные красавцы.

С. Асланян: УпДКашные?

А. Вершинский: Да. Их купить не имел права никто. Только по специальным письмам, по специальным бумагам, отдельная публика. Это отдельная очередь, нас, простых советских людей она не касалась. Но. Их было не так много, сумасшедших русских. Которые хотели купить такое. Они были. И самые лучшие машины они отбирали. И оказывались те, которые никому не нужные. Datsun гнилой по уши, без фар и с рваным салоном, или Volvo. Ну кому она нужна? А деньги это стоило не малые. Вот так мне в руки попадал этот иностранный утиль.

С. Асланян: Вы оказались человеком, который в эту очередь влез.

А. Вершинский: Нет, я получал открытку, которая мне дает право купить списанную «Волгу»

С. Асланян: И вот тут рядышком стоял утиль иностранный, который, все понимали, нельзя поднять ни за какие деньги, престижа не будет. И тут  Александр Николаевич Вершинский, как человек из океанологии, то есть не столько ходящий по земле, сколько в другой среде обитающий, прокрался и…

А. Вершинский: Да, и надо было выбрать и решить. Рискуя, конечно. Это же не заводишь, ничего. Беру вот эту. Схватил на веревке, и потащил домой.

С. Асланян: Какая была первой?

А. Вершинский: Вот тут я уже не помню. Зубы выпадают, память отказывает.

С. Асланян: Но Ленина то вы помните живым? Это анекдот. Я Ленина живым видел. А я в гробу.

А. Вершинский: Да-да. По-моему это был Chevrolet Bel Air, это был примерно 1970 год.

С. Асланян: В 1970 году Александр Николаевич Вершинский купил себе Сhevrolet Bel Air Сколько ей было лет? Она же была уже немолода, успела побегать по посольствам?

А. Вершинский: Да. Кроме того у нее стучал двигатель, когда мы ее завели. Каждая покупка была научно-исследовательским институтом: а как убрать этот стук, как ее оживить. Мы придумывали новые технологии. Запчастей не продавали, как вы понимаете.

С. Асланян: Не существовало.

А. Вершинский: Нет. Поэтому обрастаешь какими-то знакомыми, умельцами, которые из ржавой железки могли новый распредвал изготовить. Проблемы начинались с первого дня.

С. Асланян: Сотрудники академических институтов, с сопроматом совладав, очень хорошо красили, варили, лудили, паяли. Ну академики, что с них взять.

А. Вершинский: Да, таких было много.

С. Асланян: У многих были тренинги в ГУЛАГе, когда академическая перспектива совмещалась с умением валить лес, поэтому люди были очень рукастые. Иногда даже своим детям завещали. Василий Аксенов почему стал врачом? Мама сказала, что в лагере есть шанс выжить только у врача. Сопряжение профессий и готовность всегда ответить на вызовы времени в академических кругах сочеталась с очень неплохими слесарными навыками.

А. Вершинский: У меня это еще глубже, чем ваше поверхностное проникновение в тему. Помните, как Высоцкий говорил, он довоевывает. Он все время писал про войну, хотя сам не воевал. И я не воевал. Но я тоже много лет валил лес. Я как бы царь и немножечко шил. Был младшим научным сотрудником, летом ездил в лес, чтобы заработать. А длинными зимними вечерами после работы чинил машины.

С. Асланян: Между делом еще дельтапланы строили.

А. Вершинский: Это были первые попыточки полетать.

С. Асланян: Как известно, первый дельтаплан стартовал у нас в 1952 году со стройки университета, когда зэки просто устроили побег. Не рассчитали: на общестроительные работы вывели людей, которые перед этим строили самолеты. И на листах фанеры, один был сбит, а остальные улетели.

А. Вершинский: У Солженицына эта история описана.

С. Асланян: Ну откуда у нас в стране взялся дельтаплан? Да как всегда, за вами академиками не досмотрели. Но к Chevrolet вернемся. Вы помните, сколько она тогда стоила?

А. Вершинский: Все иномарки, которые мне доставались, были утиль. И все они были не меньше цены нового жигуля.

С. Асланян: 5-6 тысяч рублей?

А. Вершинский: Да. Когда я приволакивал во двор очередную машину, местные люди, которые благородно выпивали портвейн или играли в домино, говорили, вот дурак опять пригнал, вместо того, чтобы новую взять. Обычно у меня уходило год-полтора, чтобы выкатить машину уже в готовом виде, большая работа была. И тут же эти благородные люди садились писать на меня донос. Сволочь, совсем обнаглел, опять купил новую машину,  красавицу, и будет говорить что это та, которая… Это была норма. И это повторялась регулярно.

С. Асланян: Chevrolet Bel Air простить нельзя. А когда вы на этой машине после ремонта выехали, Москва содрогнулась? Ведь проезд такой машины означает, что милиция разбегается. Это же едет Брежнев либо его дочка.

А. Вершинский: Вы не представляете на сколько это все пресекалось. У меня это вызывало улыбку, не сходящую с лица, потому что милиционер перекрывал все движение на улице. Если я ехал по Рублевке, а красивые места у нас там были раньше, туда надо ездить было, то все замирало.

С. Асланян: Отдавали честь? На уровне рефлекса.

А. Вершинский: Да. Это было очень смешно.

С. Асланян: Таксисты, они были в то время самые резвые ребята, они тоже тихо уползали на обочину. Это была совершенно другая езда.

А. Вершинский: Да. Либо делали вид, что тебя нет. Ты не существуешь, ты прозрачный. Либо все условия для тебя. Это было роскошно. Я был как король.

С. Асланян: Да, сейчас даже на трех желтых «Калинах» чтобы спокойно ехать, нужно дивизию внутренних войск тащить с собой на хвосте. Вам-то было проще.

А. Вершинский: И времена были спокойней.

С. Асланян: Но вы же на этой машине должны были заехать на заправку, зайти в магазин. На заправке бензина нет. А тут подъезжаете вы. И?..

А. Вершинский: Это больная тема, она касалась любой иномарки, высокооктановый бензин отсутствовал. А эти машины на нашем бензине детонировали, перегревались и болели. И это требовало инженерной мысли. Мы вводили воду в мотор через регулируемую иглу.

С. Асланян: До уровня пара.

А. Вершинский: Да. Нужно рассчитать, не больше 10%. Это старая тема, на самолетных моторах она использовалась. И тогда можно было ездить на бензине. Это мучения были. Зимой нужно было все греть. А потом. Все-таки общество наше не стояло на месте, для владельцев иномарок в Медведково вы имели право купить тонну роскошного бензина, который пах одеколоном и продавался на Кропоткинской.

С. Асланян: Это знаменитая заправка, на которой никогда не было очередей и не было машин. Там еще «Чайки» правительственные заправлялись.

А. Вершинский: И я.

С. Асланян: И после этого милиционеры окончательно понимали: не дай Бог он просто посмотрит в мою сторону.

А. Вершинский: А вы представляете как он пах? Бензин пах так, что вместо французских духов, которых не было, можно было ими душиться.

С. Асланян: Но вот эта машина не меняла вас, но меняла мир вокруг. На Chevrolet Bel Air в 1971 году ездить по Москве означало, что пространство ломалось и политическая система шаталась. На вас не выходили спекулянты с предложениями джинсы продать? Или жвачки купить?

А. Вершинский: Появлялась потом такая публика, которая думала, что вот тут им и место. Но я ни с кем никогда не вступал в контакт, меня это не интересовало. Наверное, обладание такой машиной должно было бы менять мозг, заставлять нос задирать, но как-то я обошелся без этого.

С. Асланян: Милиция на какой, на первой машине поняла, что с вами надо плотно работать? Или они подождали немножко?

А. Вершинский: Нет, я долго пользовался. До Олимпиады в 1980. Вот тогда остановили. А так долго приглядывались.

С. Асланян: Это на улице. А в МВД? Когда состоялся разговор с человеком, который должен был познакомиться лично с антисоветчиком Вершинским?

А. Вершинский: Примерно 1982 год.

С. Асланян: Система подошла системно. Остановили на улице, а потом позвали на разговор. И о чем был разговор?

А. Вершинский: Это была Октябрьская площадь. Откровенно было высказано: мы знаем, чем вы занимаетесь, и вы попадаете под статью нетрудовой доход. Я поперхнулся и спросил: как? Я весь день работаю на заводе, выходные провожу в гараже. После работы бегаю точу что-то. Но статья называлась однозначно.

С. Асланян: И почему она не была предъявлена.

А. Вершинский: Я думаю, перестройка надвинулась, просто время спасло.

С. Асланян: К 1982 году, когда состоялся разговор, у вас какая по счету была иномарка?

А. Вершинский: Пальцы дайте посчитать.

С. Асланян: Уже было так много, что вы даже не шли по разряду диссидентов? Уже надо было чем-то экономическим.

А. Вершинский: Пятая где-то. Пять иномарок за 10 лет. Но каждую я чинил.

С. Асланян: Вот это в личном деле никого не волнует. Но это означает. Что вы купили машину, условно за 5 тысяч, 1,5 года ее реанимировали, а потом должны продать ее за 5 тысяч руб. Потому что это нетрудовой доход?

А. Вершинский: Нет, к счастью все не так грустно. Доведя машину до состоянию люкс, я там каждую гаечку полировал, после моих рук она выходила совсем непохожей на то, что заезжало в гараж. Я мог ее сдать официально в комиссионный магазин и назначить любую цену. Спрос был, долго она не стояла. Либо рядом стояла моя, на которой садись и езжай, либо ржавая, убитая.

С. Асланян: Но я так понимаю, материальная составляющая в этом процессе особой роли не играла? Это было инженерное любопытство? Или что вам мешало отремонтировать машину и ездить на ней всю оставшуюся жизнь.

А. Вершинский: А жить мне на что?

С. Асланян: На академическую зарплату. Рублей 90 же было?

А. Вершинский: Плюс-минус.

С. Асланян: А паек к 7 ноября?

А. Вершинский: В академии наук такого не было, это только на заводах.

С. Асланян: Тогда нужно было как-то крутиться. И какая машина после была?

А. Вершинский: Не уверен, что точно помню. Пусть будет Dodge Dart. Такой же огромный американец, с капотом, на котором можно танцевать.

С. Асланян: V8. Коробка непонятно какая, потому что автомат?

А. Вершинский: Лечить ее было нечем в принципе, ближайший аналог у ЛиАЗа. Они все были утиль, но каждый раз требовали каких-то новых придумок, восстановления. Что на трезвую голову не всегда удавалось. Dodge был гнилым настолько, что, все что снял, ушло в помойку. Первым же делом надо все разобрать, подварить. В итоге на второй день я понял что ничего нет. Вернулся на помойку. К счастью, ничего не утащили. А форму-то где мне взять, чтобы восстановить? По каким обводам? А где взять железо? Купить же ничего нельзя. А это же специальное, из которого делались крылья автомобиля. Как всегда Бог помогает пропащим. В нашем доме меняли лампочки, они накрыты были отражателем. Так вот этот металл весь пошел на восстановление. Но это была большая работа.

С. Асланян: Вы как жестянщик сидели ножницами по металлу все резали, болванки какие-то делали?

А. Вершинский: Без конца. Оказалось, что очень хороший строительный ботинок на ноге. У него же металлический носок, вокруг него любая форма выгибалась очень легко.

С. Асланян: Как хорошо, что наша наука готова к отражению империалистического…

А. Вершинский: Я же предлагал «Москвич» бесплатно в Америку поставлять, не знаю почему меня не услышали. Жители бы их чинили с утра до ночи, и все – империализм развалился бы весь. Мы бы их победили в два счета.

С. Асланян: Я бы начал с водки. Есть впрочем еще ряд идей.

А. Вершинский: Нет, к машинам у них больше национальной тяги, чем к водке. Они же ездят на работу. А тут она не заводится. И хана.

С. Асланян: Так, железо вы стали гнуть, пройдя по подъезду и собрав выброшенные жестянки. А пластик, фары?

А. Вершинский: Две технологии. Самая простая – ходишь по магазинам и покупаешь все фонари, которые продаются. От «Волги», «Москвича»… И из них кусочечно аппроксимируешь, склеиваешь и создаешь новую форму.

С. Асланян: Аппроксимируешь – это, я так понимаю, синоним мозаики?

А. Вершинский: Это очень кропотливая работа, но она приносила успех. Если хорошо склеить и отполировать, будет смотреться целым.

С. Асланян: 35-й стоп-сигнал в биографии: доводит до ювелирного мастерства Фаберже. Это первая технология. А вторая?

А. Вершинский: Она сложнее. Это надо делать преформу и выдавить новый фонарик. И это мы делали.

С. Асланян: Дома на кухне?

А. Вершинский: В гараже. Первую пресс-форму обычно не угадываешь, размеры не те. Это греть все надо, давить, и я начал гореть. Первым делом бросился спасать, конечно, машину, потому что она загорелась. Но это обычный процесс. А с 3, 4 раза угадываешь, привинчиваешь.

С. Асланян: И получаешь шикарного американца.

А. Вершинский: Это я делал у немца.

С. Асланян: А вот у Dodge, например, коробка автомат – вопросов не было? А по двигателю? Bel Air же стучал?

А. Вершинский: Стучали распредвалы. Как мы это выяснили. Крышку сняли, клапан посмотрели, он был изношен. Ну так пробег у него был. Машины тех лет ходили безумное количество. 400 тысяч км – это то, что мне доставалось. Но придумали. Наварили сверло. В гараже. Эта сталь оказалась самой нужной. Форму кулачка наточили, и со свистом ушла машина. И еще годы ездила.

С. Асланян: Сталь на сверле это да. А варили в домашних условиях?

А. Вершинский: Да прям вот тут на полу.

С. Асланян: Аргоном каким-нибудь?

А. Вершинский: Никаким. Прикурил, зажег, горелку 3-й номер и все. Какой аргон.

С. Асланян: Я представляю сколько людей сейчас икнули, стоя на обочине. А с салоном?

А. Вершинский: Сшить не так сложно. Но это деньги. Самое гениальное решение было найдено с салоном летом, машина была вся разобрана… Ну совсем никуда салон. Налил нитрокраски, распылитель от пылесоса, и покрасил. Во! Некоторые дверные панели приходилось изготавливать. Делаешь шаблон из картонки, обшиваешь его и т. д. Это как раз проще.

С. Асланян: А машины той поры уже были с гидроусилителями руля? И они тоже текли, потому что сальники вечными не бывают, и нужно было выкручиваться?

А. Вершинский: С жидкостью были проблемы. Где ее взять? Мы понятия не имели, что там налито. Я лил веретенку, это вполне устраивало. Она имеет широкий диапазон температурный. Работало.

С. Асланян: А потом эти шедевры, они были круглогодичными по эксплуатации? Сел и поехал? Или только летом, сберечь?

А. Вершинский: Ну согласитесь, если ты год или два восстанавливал машину до состояния «Ролс-Ройса» Ленина, где у меня все ручечки и гаечки блестели, то зимой при той соли, которую сыпали, у меня сердце обливалось кровью. Тем более при том гололеде. Вы помните те улицы? Это же было 30 секунд влететь куда.

С. Асланян: А резина? Нестандартные же размеры были, у американцев колеса огромные.

А. Вершинский: Ходимость у тех резин очень большая была. Ее на всю жизнь почти хватало.

С. Асланян: А представляете, в ручную научиться варить каучук в гараже, потом резать стамеской протектор…

А. Вершинский: Да были и такие случаи. Когда она становилась неприлично лысой, а милиция могла остановить, был выдуман такой способ: снимаешь колесо, зажимаешь его между ног, мелом чертишь диагональные полосочки, ножовочкой пилишь. Потом переворачиваешь колесо, мелом – в другую, то есть делаешь видимость рисунка. Ну на миллиметр. И еще на сезон хватало.

С. Асланян: А какая была самая оригинальная проблема, нерешаемая в лоб сразу, но решенная потом под аплодисменты тех, кто понимает?

А. Вершинский: Каждый раз ты должен был умереть, но решить вопрос. Ты потерял деньги, иначе зачем ты ее купил.

С. Асланян: Институт океанологии АН СССР, Энергетический институт за плечами. Гараж во дворе. И совместить это все с инженерным шедевром, который потом будет ездить по Москве.

А. Вершинский: А в этом же и весь интерес. Если я сегодня решил одну задачу, скажем нет ручки дверной. Я ее должен сварить, отфилировать. Месяц-два ушел на ручку, и она уже привинчена. Но у меня нет бампера! Но существовали заводы, ЗИЛ рядом. Я нашел мастеров – совершенно гениальные люди. Я им принес кусок от бампера, встретились у завода. Он покурил, сказал – через месяц приходи. Новый изготовили! Я когда его увидел, это полный атас! Высотой сантиметров 30 и длиной метра 2 никелированный хрень. Я его как пер на себе! Они его сделали так, как на заводе не делали. Представляете, это из железки делали, потом она обедняется, медь наносится. Потом она полируется на шкурке, потом окунается в гальваническую ванну и многократно методом наслоения доводится до идеального состояния. Я рыдал. Но, если бы этим кончилось. Но те машины, которые мне доставались, были передовых технологий, и вот у этого бампера вторая половина была обрезиненная. И вот тут я загрустил. Как ее сделать? Из чего?! Сечением сантиметров 10-15 и той же длиной. Из чего? Сложной формы, она облегает всю машину… Как всегда помог случай. В этот момент начали капитальный ремонт дома, где я жил. И они какой-то хренью вонючей обмазывали швы. Я попросил у них баночку, а потом купил у них ящик. И методом наращивания изготовил резину лучше, чем новая. Я делал ее месяц, конечно.

С. Асланян: А цвет?

А. Вершинский: Потом покрасил ее снаружи. Но вот такие случаи уникальные все время помогали. Он весит на люльке, красит дом, я говорю, дай-ка, что это?

С. Асланян: Как хорошо, что вокруг вас все время ремонтировали дома.

А. Вершинский: Конечно, трубы выкидывали, лампы. Кучу всего использовали. Помойка в советские времена это вообще дом. Сейчас уже таких помоек нет. Они все закрыты и недоступны. В Марьиной роще была помойка, куда я ездил каждую неделю, это просто дворец был. Там можно было такое количество латуни и меди набрать, из которой делать все что угодно. И там же много было того, что художники использовали, там было много из цветного металла отбросов.

С. Асланян: То есть совершенно не удивительно, что на витке своей биографии вы уже художник.

А. Вершинский: Я бы попросил. Я скульптор.

С. Асланян: Латунь уже не применима?

А. Вершинский: Применима. Я вам покажу, еще как, увидите.

С. Асланян: А тормозные колодки – от какого грузовика?

А. Вершинский: Эх, матом нельзя говорить. Вот я забыл эту тему, взять кусок железа, прикрепить к нему кусок феродо, или болгаркой вырезать из большой грузовичной – это не проблема. Абсолютно не решаемая проблема качество самой феродо. Она плывет. Вот я в аварии попадал не раз. Я беру колодку от «Нивы». Вырезаю из нее форму, и ставлю на иномарку. Но надо же быстро ездить. А она разогревалась и плыла. Вот проблема нерешаемая. И я вылетал. Колодки я делал сам, и пружины. Но вот такой эффект был. Неоднократно. И он наступает ровно в тот момент, когда тебе надо повернуть. А они уже разогрелись, они красные, и я так между деревьев и уходил. Но это всегда было с юмором, я вылетал из машины, из нее шел дым. Я останавливал всех, вытащите меня. Вытаскивали, хохотали.

С. Асланян: Русские люди всегда отзывчивы. Особенно с вами, с пижонами на иномарках. Вы, кстати, партбилет в кармане держали?

А. Вершинский: Нет. Никогда не было.

С. Асланян: Эквилибристика фантастического уровня. Не все мастера могли себе позволить иметь такую биографию без партбилета. А после американцев у вас была Европа? Volvo?

А. Вершинский: Volvo 144 – то, о чем мог только мечтать советский человек, – фургон. Там могли спать дети, туда влезали собаки. Она гнилая была от окон до низа.

С. Асланян: Хотя Volvo не ржавеют. И мы помним, что у нее оцинкованный кузов, или из нержавеющей стали.

А. Вершинский: И вот когда я ее притащил домой, загрустил, потому что понял. Что объем сварочных работ превышает мои возможности.

С. Асланян: И нужно, чтобы поблизости ремонтировали не дом, а завод.

А. Вершинский: Глаза боятся, а руки делают. Я ее всю зиму на улице так и делал, потому что в гараже невозможны такие работы. Но потом я увидел, что она оббита была углом, у нее геометрия нарушена. Правое крыло короче левого сантиметра на 4. Ну вот и как? Я применил в то время революционную технологию.

С. Асланян: Неужели к дереву привязали?

А. Вершинский: Это я обычные машины привязывал, задним ходом вытягивал. Тут это было невозможно. Очень сильная деформация. Я из пластилина долепил форму всей машины, нарастив. Уже был скульптором. А сверху стеклоткань.

С. Асланян: И эпоксидная смола?

А. Вершинский: Ну конечно.

С. Асланян: Я теперь понимаю, кто был первым, додумавшимся до этого.

А. Вершинский: Нет, лодки клеили до этого. Но вот пластилином долепил. Но кого это интересует, она ездила прекрасно.

С. Асланян: И вот эта геометрия позволяла ей держать дорогу? Или уже неважно, на иномарке можно было ездить степенно и с фасоном?

А. Вершинский: Нет, она вполне прилично держала дорогу. Геометрия коснулась только внешнего оперения.

С. Асланян: Это не так как у французов, база была разная умышленно на Renault 16.

А. Вершинский: И сколько ж там было?

С. Асланян: У них официально было заявлена разница чуть ли не в пару см.

А. Вершинский: Ну надо заметить, что у большинства «Жигулей», если померить метром, сантиметры играют у всех. Это человек мало чувствует.

С. Асланян: Александр Николаевич, поскольку мы с вами только разогрелись, а время закончилось, то в следующий раз мы поговорим об остальных ваших иномарках.