Алексей Соломин: У нас по Рязанке бордюры вместо земли и травы уже ставят в два ряда.

Алексей Нарышкин: Ну машины же иногда паркуются в два ряда. Почему бордюры не установить в два ряда?

Александр Пикуленко: Чтобы повыше было.

А. Соломин: Как вы думаете, Сан Саныч, дороги же должны переделывать каждые три года, как нам раньше говорила московская власть? Сейчас, может быть, из-за кризиса действительно они поменяют эти планы? Бордюры должны перестраивать, перекраивать.

А. Пикуленко: К сожалению, это неизбежный жизненный процесс. Есть жизненный цикл у бордюров, есть жизненный цикл у дороги. У всего есть жизненный цикл, как и у человека. Поэтому это процесс непрерывный. Дороги надо ремонтировать и весной, и осенью. Надо обновлять разметку.

А. Нарышкин: А бордюры зачем ремонтировать? Восемь миллиардов московские власти хотят вгрохать в замену бордюров.

А. Пикуленко: Я не знаю, кому принадлежит бордюрный заводик, если вы это хотели услышать. Потому что в Москве в центре вынимали последние годы очень крепкий надёжный бордюрный камень и ставили какой-то низкокачественный.

А. Соломин: Объясните, пожалуйста, какова функция бордюра?

А. Пикуленко: Во-первых, он отделяет проезжую часть от пешеходной. Это его основная задача.

А. Нарышкин: Зрительно?

А. Пикуленко: Нет, почему же зрительно?

А. Соломин: Может быть, он асфальт как-то поддерживает?

А. Пикуленко: Поддерживает, конечно. Это граница между дорожным и тротуарным полотном. Как правило, у нас тротуар выше. У тротуара ведь та же самая подложка – там и земля насыпана, и песок, и щебёнка. Но сделано выше. Поэтому бордюрный камень должен быть, иначе поплывёт, поедет тротуар.

А. Нарышкин: А бордюр защищает пешеходов от наезда?

А. Пикуленко: Как тебе сказать… Нет

А. Нарышкин: Я был однажды в Лондоне. Там на некоторых улицах в одной плоскости и пешеходный тротуар, и сама дорога.

А. Пикуленко: Да.

Бордюры не защищают пешеходов. Когда скорости были маленькие, он ещё мог защитить. А сейчас машина идёт с такой скоростью, что сносит даже прочную автобусную остановку.

Недавно была фотография – футболист снёс столб и остался жив.

А. Соломин: Вадим пишет: «А старые куда?».

А. Пикуленко: Вы знаете, не знаю, куда девали старые, но то, что ставят сейчас, – они подлежат переработке, из них можно делать новые. Потому что это бордюр совершенно другого состава. Но я сегодня вам хотел рассказать совсем про другое. А именно историю тринадцатого ребёнка в семье. Представляете, немец Карл Боргвард родился в семье, где до него было двенадцать девочек. Он стал тринадцатым мальчиком. Понимаю, как был счастлив папа, но понимаю, как ему было тяжко, когда полный дом девчонок. Поговорить же не с кем! Но он оказался талантливым парнем, механиком. Потом была война, а после войны он начал ремонтировать автомобили. Те, кто читал романы Ремарка, представляют себе, что такое Германия после Первой мировой войны. Но как бы там ни было, а на себе таскать всякие грузы не хотелось. И он придумал очень интересную вещь. Он посмотрел на местные законы и увидел, что там трёхколёсные мотосредства не облагаются налогом, и на них не требуются права. И он начал выпускать грузовые мотоколясочки.

А. Соломин: Они сильно отличались от того, что сейчас мы представляем себе под словом «мотоцикл»?

А. Пикуленко: Конечно, это была довольно-таки убогая техника. Но она стоила 900 марок по тем временам. Это был супердешёвое транспортное средства, и его многие могли себе позволить. Отлично подходил какому-нибудь колбаснику, бюргеру. Трещит себе и трещит, дымит и дымит. И вот таким образом он их делал и доделался до того, что сделал трёхколёсный грузовичок Goliath. Причём эти Goliath производства уже другой фирмы даже к нам поставлялись после Второй мировой войны. А в Китае, скажем, я до сих пор вижу дальнейшее развитие таких Голиафов. И это уже приличный грузовик. Но как бы там ни было, заработав на этом денег, он начал делать автомобили. Фирма Borgward. Причём он прикупил ещё две очень известные фирмы – Lloyd и Hansa. А первый автомобиль назывался «лейкопластырный бомбардировщик», потому что кузов у него был сделан из фанеры, обклеенной кожзаменителем. Кстати, один из его трёхколёсных грузовичков был такой же.

А. Соломин: А «лейкопластырный», наверное, потому что он лейкопластырем это всё склеил.

А. Пикуленко:Была ведь ещё одна война. И завод в Бремене очень здорово разбомбили. А Lloyd и Hansa он прикупил по простой причине – потому что тогда жёстко лимитировали выдачу металла и прочего. А на три фирмы ему давали больше. А дальше наступил расцвет Borgward, потому что он делал изумительные машины.

Я до сих пор считаю, что одна из самых красивых машин того времени – это Borgward Isabella.

Например, он сделал первый в мире автомобиль с впрыском топлива. То есть даже опередив Mercedes. Сделал он и многое другое. Его спортивные машины на равных конкурировали с Porsche. Ну а потом его разорили злобные конкуренты из BMW. Там была пиар-кампания. Там было много чего, как то недоверие акционеров. Короче, в 1963 году в Германии эта фирма обанкротилась, прекратила свой выпуск. Какое-то количество машин сделали в Южной Америке. Ну и в этом году весной я вдруг вижу стенд, где стоит Borgward Isabella. Оказывается, внук Карла Боргварда презентует возрождение фирмы. Я очень удивился. Все ждали, что появится. Но зато сейчас уже понятно, что первым автомобилем возрождённой фирмы Borgward будет большой кроссовер.

А. Соломин: Что значит — возрождённой? Это будет выпускаться для ценителей по старым лекалам?

А. Пикуленко: Я тоже думал, что это будет выпускаться для ценителей. Думал, что сделают какой-нибудь суперкар, как любят делать возрождающиеся фирмы. Оказалось, нет. За всем этим вдруг высовываются ушки Mercedes.

А. Нарышкин: Что вы понимаете под «ушками»?

А. Пикуленко: Что Штутгарт помогает внуку Боргварда воссоздать эту марку.

Сейчас уже понятно, что будет кроссовер Borgward. Причём современный. И гибридный, и дизельный. Сейчас никто не выводит уже других автомобилей.

Вопрос – зачем он остаётся? Зачем это нужно Mercedes?

А. Соломин: Так он всё-таки будет под маркой Mercedes?

А. Пикуленко: Нет, это будет под маркой Borgward, но при помощи Mercedes. Зачем это ему нужно – не знаю. Это совершенно нишевый продукт для тонких ценителей. Я не понимаю возрождения некоторых марок Не всегда верю.

А. Соломин: Какие марки стоит возрождать, а какие нет?

А. Пикуленко: Наверное, любой вариант приемлем. Потому что я считаю, что я бы хотел возрождения марки Horch. Август Хорьх – кстати говоря, основатель Audi. Хотелось бы возродить такую марку, как Isotta Fraschini. Почему бы не возродить Isotta Fraschini?

А. Соломин: Чтобы люди себе представляли, Horch – это там где запаска на переднем крыле.

А. Пикуленко: В романе «Семнадцать мгновений весны» Штирлиц ездил на Horch. Но учтите – в романе, а не в кино. В кино Horch не нашли, поэтому пересадили его в Mercedes. Когда мы говорили про Volkswagen Phaeton, я вспоминал – почему бы его не сделать под маркой Horch. Или бельгийцы пытались возродить великую бельгийскую марку Minerva. Это была машина, которая конкурировала с Rolls-Royce.

А. Соломин: А почему не получилось?

А. Пикуленко: Для этого нужен спрос. У нас же тоже пытались возродить марку Руссо-Балт. И сделали потрясающий концепт Руссо-Балт Impression. Очень приличная машина! Салон был отделан деревом зебрано, кожей Connolly. Поэтому я не всегда понимаю, почему такие марки возрождают. Но идея возрождения Borgward мне очень понравилась. Внук пошёл по стопам деда – это замечательно!