Оккупационные методы власти: тройное наказание за одно деяние

02 июля 12:00 2014 by Сергей Асланян

Вчера в мемуарах Черчилля порезался об очень острую фразу: «Министр труда и национальной повинности Эрнст Бевин награжден за успешное воодушевление рабочих». Это 1940-й год, война, и министр труда так организовывает свое дело, что в этом деле есть даже в его взаимоотношениях с рабочими повод для воодушевления. Мудрый начальник Черчилль знает об этом, видит результат и награждает.

Вы представляете себе, насколько коротка социальная дистанция между начальником, между министром и между теми людьми, которыми он управляет – вот эти трудовые ресурсы Британии. Вдруг выясняется, что у них есть взаимопонимание. То есть начальник по отношению к этим людям ответственен. Он считает необходимым вести дела таким образом, чтобы не только было место успешному воодушевлению рабочих, но еще и было не стыдно за то, что делает.

Вот это самое парадоксальное. Вы можете вспомнить хоть какого-нибудь нашего, ну, например, пусть министра труда?! У нас некоторое количество времени тому назад мы с большим упоением и наслаждением похоронили самого великого за всю историю России и Российской империи в частности министра труда товарища Починка, воодушевляющего своим делом рабочих. Представляете себе картину какого-нибудь соцреалиста, есть полотно – Ленин на броневике на Финляндском вокзале выступает. Представьте себе картину: Починок воодушевляет рабочих. Или нынешний безызвестный Топилин, который тоже непонятно чем занимается. Представьте, чтобы он кого-то воодушевлял.

Это в целом говорит о том, насколько интересно устроено общество в той или иной стране, что вдруг между рабочими и руководством настолько короткая дистанция, когда есть даже место для воодушевления. У нас ситуация, конечно, отличается тем, что водораздел совершенно непреодолим, как крепостная стена. И ты никогда не доорешься, никогда не будешь услышанным, и как бы не менялась власть, отношение к человеку всегда, как у карателя оккупированной территории, где все люди лишние.

Причем не важно, чем занимается руководство. Строит оно социализм, капитализм или феодализм – не играет совершенно никакой роли. У нас нет контакта с людьми, у нас нет никакой ответственности перед людьми. Власть в принципе никогда ни за что не отвечает, и вообще-то, если посмотреть правде в глаза, то с людьми у нас работает, наверное, патологоанатомы и охрана колоний. Тут действительно есть контакт, есть человеческий интерес и есть какие-то результаты этой деятельности.

Если помните «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, когда она отсидела свои первые 10 лет и получила документы об освобождении, несмотря на то, что там было поражение в гражданских правах и черта оседлости, тем не менее, документы дали ей право выйти за пределы колонии. Она проходила КПП, а у нее ВОХР спрашивает: «Ты куда?». А она ему: «Так все, 10 лет прошли –  свобода». И тогда он ей сказал классическую фразу: «Ну, вот. И ты уходишь. А с кем же остаемся? Работать-то с кем?». Вот какой человечный попался.

Мы видим картину, как наша власть вне зависимости от года на дворе, вне зависимости от того, как она называется – Президент, Генеральный секретарь или как бы то ни было еще – обращается с людьми, и мы в последнее время особенно видим, что этот тренд остается, но усугубляется. И усугубляется чрезвычайно сурово и, наконец-то, переходит в свою, наверное, предфинальную стадию окончательной оккупационной политики, когда население на захваченной территории в принципе не может рассчитывать ни на какие право.

Ну, нет законов. На них не распространяются. На них распространяются только указы оккупационных властей о том, как, например, в Бабьем Яре – явиться с вещами и документами такого-то числа и к такому-то месту. Ничего другого. И именно поэтому в отношении водителей, с которых уже давно сформировали социальную категорию людей, пораженных в гражданских правах без действия Конституции. На водителя она во многих своих постулатах не распространяется.

Мы видим, что этой законодательной деятельностью занимается не комитет Госдумы по транспорту, хотя, казалось бы, им-то ближе. Но ничего подобного. Там могут оказаться профессионалы, которые понимают, что творят. Водителями и репрессиями против них занимается комитет по госстроительству и конституционному законодательству имени товарища Плигина. Пятый и шестой созыв, как раз и начал эту работу. Особенно в пятом созыве это было заметно: чтобы из нас сделать людей, пораженных в своих гражданских правах.

Последний очень серьезный подрыв Конституции был – назначение двойного наказания за одно деяние. Хотя тут же в стык была поправка о тройном наказании. В случае если вы попались за пьянку, то у вас и лишение права управления, и штраф, и потом еще переэкзаменовка. То есть за одно и то же деяние, за одно и то же правонарушение, вы получаете три наказания. По Конституции это запрещено, но у нас ведь Конституционный суд доказал, что подмена законности целесообразностью в отношении Москвы и Санкт-Петербурга абсолютно правомерна.

Потому, что не так давно тоже обсуждался вопрос о разных штрафных тарифах, например, за неправильную парковку для москвичей, питерцев, рязанцев и казанцев. КС сказал, что учитывая разницу последствий, здесь как раз может быть эта законодательная дифференциация: за одно и то же деяние мы наказываем по-разному, потому что это целесообразно. То есть основной постулат правовых отношений, который не допускает подмену законности целесообразностью, был одобрен КС.

То, что позволено наверху, естественно, так или иначе, сначала опробывается на Москве, а потом уходит по всей стране, как это было, например, с платными парковками, которые абсолютно незаконны, но, тем не менее, они теперь уже по всей стране распространились, как последний экономический инструмент пополнения бюджета. Завод строить надо, а тут пришел с мешком и сказал: «Ну-ка быстренько все скинулись». И все скинулись, вот тебе деньги и абсолютно никаких проблем.

Вслед за этим в Москве произошли совершенно чудовищные законодательные, а на самом деле – беззаконные, действия властей по запрету пикапов, по резидентным разрешениям, по украшению города знаком 3.27 «Остановка запрещена». И вот теперь Ликсутов признался в еще одном преступлении. Преступление есть точно такое же – антиконституционное – то есть при хорошей интерпретации прокурора, граничащее с изменой родине. По поводу штраф-стоянки он заявил, что здесь не может быть речи о комфорте, поскольку штраф-стоянка не является платной услуга москвича, а является наказанием.

В те времена, когда штраф-стоянки были в ведении ГАИ, то ГАИ прекрасно понимала, что это мера обеспечения. И по закону в нашей стране штраф-стоянка по сию пору является меройобеспечения. То, что Госдума решила заработать на этом и разрешила взимание платы – это, опять-таки, их игры с законом и стремление пополнить бюджет, пусть даже и региональный. Тем не менее, она остается мерой обеспечения.

Но Ликсутов признал, что да, это наказание. И это – абсолютно незаконно. И лишний раз подчеркивает именно оккупационную сущность по отношению к людям, захватившим власть в Москве в их разборках с населением. Ликсутову абсолютно без разницы, как именно он очистит город от того лишнего миллиона автомобилей, о котором он заявлял.

Причем непонятно, с какой стати он вдруг так близко к сердцу принял этот приказ. Приказ уже, может быть, и отменен, потому что вы помните, что это касалось Медведева в те далекие времена, когда ему под трон подпихивали Собянина, но, как выяснилось, может, наверху уже забыли, а внизу еще помнят.

Поэтому на уровне исполнительной власти возникает идея о дальнейшем ужесточении, потому что все меряют по себе. Если ты понимаешь, что ты подонок, то ты считаешь, что все остальные тоже подонки. Если ты вор, то ты считаешь, что все остальные тоже воры. Если ты преступник, то подозреваешь, что все вокруг преступники. И если ты знаешь про себя, что тебе, в принципе, никто и ничто не указ, то понимаешь, что и им тоже ничего не указ.

Потому и нужны меры по дальнейшему ужесточению, что мы видим на примере разборки с московскими водителями. Тем более, когда в пользу велосипедистов и пешеходов муниципальная земельная собственность в виде дорог, отчуждается совершенно безапелляционно, потому что считается, что отныне велосипед – это транспорт. Велосипед транспортом не был в Москве и никогда не будет, но департаменту транспорта, как раз, абсолютно без разницы. Главное, чтобы не ездили на автомобилях.

В этой связи дальнейшая эскалация разборок показывает, что здесь дистанция между человеком и законодателем, начальником, представителем системы настолько велика… Если в Англии она максимально сближена, то здесь она максимально удалена. И ты не доорешься. Дальше у каждого из нас есть возможность, как в подворотне – ты получаешь кастетом по зубам, не имеешь права сопротивляться, но ты имеешь право пожаловаться, например. Правда, дополз до реанимации – и пошел, пожаловался. И это ведь только начало. Впереди нас ждут еще более увлекательные последствия.